И вот пришёл Лукавый к человеку и спросил:
— Что есть красота для тебя, человек?
И сказал человек:
— Не знаю я, как словами описать, что красота есть, но то что нравится мне,
красиво, для глаз приятно, гармонично — то есть красота. То же, что безобразно,
негармонично, неестественно — некрасивое есть.
— А ты сам красив? — спросил Лукавый и улыбнулся.
Застеснялся тут человек, ногой зашаркал, голову наклонил и сказал:
— Ну, наверно красивый, раз не безобразный. Скажи же, как сам думаешь, и меня
научи, — промолвил человек в ожидании.
И вот сказал Лукавый:
— Много мест я повидал, и много созданий диковинных видел. И вот видел я одно
из самых странных и безобразных. Представь, среднее оно по высоте, не высокое ни
низкое, имеет мягкую плоть, а внутри его как бы палки или ветки хрупкие засунуты
как каркас. И доходят эти ветви внутри него до самого дальнего места в теле его.
Плоть же его дряблая, свисает складками, цвета гниющего мяса. На ощупь холодная
и к тому же покрыта дурно пахнущими выделениями. Иногда с пятнами безобразными,
иногда покрыта редким неприглядным мехом с волосом тусклым. На концах лап растут
у него из кожи как бы когти, но кривые, слабые и ломкие, так что ни рвать, ни
царапать он ими не может.
Ходит он медленно, переваливаясь и шаркая нижними конечностями, движения его
неловки и часто он роняет вещи, что в лапах держит, или те, что вокруг него. Уши
у него снаружи тела, большие и вислые, и выглядят как куски плоти наспех к телу
прилепленные. Но слышать он ими тоже хорошо не может. Слышит он только кваканье
таких же существ как он сам или только самые грубые звуки природы, его
окружающие. Глаз у него только два, и сидят они близко друг к дугу, а третий
глаз у него совсем не развит и находится внутри головы его. Глаза его круглые и
мелкие, и прикрыты плёнкой. И видит он только, когда светило его светит. Ночью
же он не видит ничего. И видит только внешнюю форму вещей и существ его
окружающих. Того же, что внутри их он видеть не может.
Часто не видит он хорошо, и тогда берёт он кусочки камня прозрачного и
смотрит через них, чтобы хоть что-то видеть. Посреди лица у него нашлёпка, комок
плоти бесформенный с дырками. И это место у него — чтобы вдыхать воздух. И
запахи он чует только самые грубые, а некоторые и вообще ничего не могут
унюхать. Чуть пониже у него на лице ещё одна дыра, и выступают из неё концы тех
ветвей или палок, что каркасом для его тела служат. Концы же эти непрочны, часто
ломаются и болят. Через отверстие это он пищу свою потребляет, и пережёвывает
её, что бы она потом в теле его переваривалась.
И из этого же отверстия он то и дело то рёв издает, то крик дикий, и речь его
невнятная, как будто два камня друг о друга трутся. О прочих же деталях и
выделениях его, я тебе и рассказывать не буду, настолько противны они. И свисают
у них со всех сторон тела складки плоти. И вот, все эти существа разные — не
из-за возраста, а просто такими рождаются. Одни большие, другие маленькие,
толстые и худые, стройные и кривобокие, толсторукие или худоногие, и даже цвет
их кожи меняется от белого до чёрного. И из каждого отверстия тела его сочатся
жидкости разные, противного вида и запаха. И поэтому создание это должно каждый
день мыться и чиститься, иначе начинает оно смердеть и выглядеть противно.
Но и это не самое страшное в нём. Когда обнажено оно и чисто вымыто, то ещё
можно глядеть на него. Но представь, что у существа этого огромное количество
привычек разных, глупых и противных. И вот одно из них — кутает оно себя в
обрывки тканей разных, непрочных и безобразных, отличающиеся тысячами цветов,
форм и расцветок. И вот, существо это, что принарядило себя в самый некрасивый и
безобразный кусок материи, считает себя самым красивым, а всех других ещё более
глупыми и безобразными, чем оно само.
— Представь себе, — сказал Лукавый, — самую безобразную тварь морскую,
которая бы плавала между сородичами и чем безобразнее была бы, тем более
гордилась бы своим уродством.
И рассмеялся тут Лукавый, и улыбнулся тут человек стеснительно, а Лукавый меж
делом продолжил.
— И вот, представь, что некоторые из этих безобразных существ, что бы как-то
исправить и приукрасить своё безобразие, пытаются ещё что-то украшать на себе.
Одни мажут себе шкуру или мех маслом, так чтобы они блестели, другие красят себе
кожу, третьи вешают на себя побрякушки и ракушки, и каждый из них вышагивает как
павлин, чтобы показать, что он лучше других. Представь себе их всех, наряженных
в побрякушки, убранных в обрывки материй, безобразных цветом и фактурой, да к
тому же полуслепых, полуглухих и полунемых, со всеми их ужимками, трясением тела
и смехотворной подпрыгивающей походкой.
Таковы они, когда нравятся себе, когда считают себя красивыми и наряженными.
А если хочет такое существо какую-либо эмоцию выразить, то тогда лицо его
сморщивается, глаза подмигивают, рот кривится, голос дрожит и становятся оно ещё
безобразнее, чем было.
— Но это только о теле пока говорил я, — сказал Лукавый и нахмурился. — А то
же, что они между собой выделывают вообще и описать трудно. Представь, лучшим
счастьем они считают мучить себя или других, таких же, как они, существ. Мучить
либо словами, насмехаться над другими, кричать на них, заставлять их служить
себе и выполнять всякие обряды дурацкие, или поднимать их тяжести, или ещё
как-либо унижаться. Или сажают других за провинности мелкие или за то, что те
нарушили законы их глупые, в каморки маленькие да тесные.
И страдают те, кто сидят там, неописуемо. Или вот собираются они и начинают
называть кого-либо из своего сообщества словами бранными и хулят его и иногда до
того распаляются, что убивают многих и многих из сородичей своих, не щадя
никого. Или убивают других животных на планете своей, а затем пожирают трупы их.
И разрушают и отравляют они всё, к чему только могут прикоснуться: и себя, и
других существ, и природу, их окружающую. И часто убивают они животных или таких
же существ, как они сами, со словами, обращёнными к Богу, дескать, дела добрые
они делают.
И увидел тут Лукавый, что побледнел человек и зашатался, и сказал он ему:
«Тяжело мне рассказывать тебе вещи эти, но потерпи, скоро закончу я».
— И вот, — продолжил Лукавый, — считают эти твари себя лучшими из лучших,
сыновьями любимыми Господа нашего, а на самом деле насмешка ядовитая, язва и
опухоль мерзкая на теле Божьем. И не ведают они любви ни друг к другу, ни к
Богу. А тех же, кто пытается начать чувствовать такую любовь, убивают с
усердием, и называют таких недостойными чтобы жить. И вот, говорят они, что
живут по законам Божеским, но нет такого закона, которого бы они не нарушали
ежеминутно, ежесекундно. И самое главное, твердят они, что живут с Богом в
сердце своём и по милости его, но нет других таких существ, которые были бы
дальше от Бога нашего и искажали законы его больше, чем существа эти.
И вот посмотрел с участием Лукавый на человека и сказал: «А сейчас покажу я
тебе портрет существа этого мерзкого». И хоть не хотел человек смотреть и
отворачивался, но всё же подсунул ему Лукавый картинку волшебную. И вот взглянул
на неё человек и увидел всё, как Лукавый рассказывал: и кожу противную, и глаза
маленькие, и комки плоти на лице и по бокам его, и шерсть редкую и некрасивую на
лице твари этой.
И вот, заметил человек с ужасом, что когда он улыбается, то и тварь эта на
картинке тоже улыбается, и когда он моргает, то и тварь эта тоже моргает. И
вдруг понял он, кто тварь эта, и о ком говорил Лукавый, и осмотрел себя с ужасом
и упал без чувств. А Лукавый тем временем стоял рядом и терпеливо ждал.
И вот очнулся человек, осмотрелся и поднялся. А Лукавый тем временем
продолжил:
— Но не только о созданиях странных и безобразных рассказывать тебе я буду. И
вот, ещё об одном создании хочу рассказать тебе.
И вздрогнул человек и не хотел больше слушать. Но успокоил его Лукавый и
сказал: «Не бойся, не буду больше тебя такими ужасами пугать».
— И вот, создания эти — наиболее прекрасные в мире, что я видел. Представь
себе, как ангелы они, чисты и светлы ликом, высоки и стройны. И лица их
пропорциональны и подвижны, и передают мельчайшие движение души их. Глаза их
ясные, светлые и лучатся, кожа тонкая, прозрачная и просвечивает плоть их нежная
сквозь кожу. Пышные длинные волосы на голове их, тонкие брови, и у мужских
особей красивые бороды. Уши их небольшие и по бокам головы расположены,
небольшие и формы красивой. Нос с двумя ноздрями, вырезан красиво, под ним рот,
подвижный и гибкий, улыбается нежно и тонко.
И когда любят они друг друга, то касаются один другого ртом и так ласкают
друг друга. И глаза их, как зеркало чувств, и отражается в них то, что чувствуют
они в этот момент. И как зеркало души глаза их. И если страдает душа, то и глаза
их плачут, а когда радуется душа, то глаза их блестят и радуются. И волосы у
всех у них разного цвета: у одних светлые как струящееся золото, у других
тёмные, как ночь с блёстками как звёзды, у третьих цвета меди начищенной. И вот
руки их, как и всё тело, пропорциональные: ни длинные, ни короткие, но складные
и красивые. А на концах рук их — пальцы, тонкие и гибкие, сильные и изящные.
Тела их продолговатые и стоят они на двух ног ногах, крепких и сильных. И
вот, могут они своим телом управлять очень искусно: и ходить красиво, и бегать
быстро, и прыгать далеко. Искусны они и в балансировании изящном и в танце
спокойном и медленном, как течение реки или в быстром и страстном, как пляска
огня. Играют они на многих музыкальных инструментах, и музыка их подобна
божественной, и прекрасно пение их, и голоса их полнозвучны и сладки, как у
ангелов. Искусны они и в поделках всяких: делают из дерева и из металла и даже
из земли вещи изящные и диковинные, глаза услаждающие.
И вот изобрели они искусство, подобного которому нет нигде — могут они
запечатлеть на куске дерева или ткани то, что видят глаза их. А лучшие из них,
те, что наделены даром божьим, видят души божьи в созданиях этих и могут и души
эти запечатлевать тоже. И вот есть такие из них, которые желают не только на
Бога нашего телом походить, но и душой. И вот ищут они, как такую душу создать и
стать как боги. И вот знают они и помнят всегда, что все они создания Бога, и
видят они Бога в каждом из них и во всех других созданиях на земле. И если один
из них вдруг забывает на время об этом, то другие поведением своим, делами и
словами напоминают ему об этом. И вот стараются они исполнять заветы Божеские в
каждом деле и даже в каждом движении своём, дабы как можно более походить на
Бога нашего.
— И вот, — сказал Лукавый, снова с участием глядя на человека, — должен я
снова тебе существо это показать.
Но уже не боялся того человек. Взял он картинку эту волшебную и посмотрел на
неё и увидел всё, как Лукавый рассказывал: и лицо нежное и красивое, глаза
чистые, тонкий нос и изящные губы. И заметил человек, что когда он моргает, то и
существо это моргает, а когда он улыбается, то и существо это улыбается. И вдруг
снова понял он, о ком в этот раз Лукавый поведал ему, и снова упал без
чувств.
А Лукавый всё также терпеливо стоял и ждал. И вот, очнулся человек,
приподнялся и сказал:
— Как же так? Двух существ ты описал: одно самое мерзкое и безобразное на
свете, а другое самое прекрасное и ангелоподобное. И оба эти существа — люди?
Такие же, как и я? Кто же тогда я и каким себя видеть должен?
И глядел с надеждой человек на Лукавого. И сказал тот человеку:
— Да, человек, всё это ты, вернее, всё это то, чем ты быть можешь. Захочешь —
будешь тварью безобразною, противною и видом своим и поведением. Захочешь —
будешь как ангел и видом и духом своим, и будут ангелы радоваться при виде тебя.
Всё в твоих руках, человек, в том числе и знание о том, чем можешь ты быть, и о
том, как достичь того чего хочешь, и о том, что помощь необходимую получить ты
можешь. И если будешь ты к телу стремиться и его обожествлять, то и будешь иметь
только тело, будешь звероподобным, а души у тебя не будет. Если же к душе будешь
стремиться, то со временем и у тебя будет душа и будешь ты богоподобным.
И сказал человек:
— Не хочу я быть как животное, а хочу быть похожим на Бога, создателя
нашего.
И просил он Лукавого и заклинал, чтобы тот научил его. И вот пока солнце не
зашло, видно было человека и Лукавого, сидящих под деревом. И учил Лукавый
человека, а человек внимал ему внимательно и с трепетом. |