5. «Здесь вам не тут: здесь вас быстро отвыкнут водку
пьянствовать и безобразия нарушать», - любил чудить командир взвода, носящий
звучную царскую фамилию Романов. Достигший возраста Христа, сибиряк с крупными
чертами лица и сорок четвертым размером обуви, Петр Первый, как беззлобно за
глаза его звали в части, походил на партизана времен войны с Наполеоном. Был он
кряжист и широк в плечах. Завершали портрет пудовые кулаки – веский аргумент в
любом споре. Когда-то капитан, а теперь старший лейтенант, Петр Романов был
направлен в Афганистан из Сибирского военного округа. Поговаривали, что причиной
разжалования в звании и перевода в Кандагар были дела амурные, в коих офицер был
большой знаток. Даже намекали на супругу тамошнего комполка, родившую бездетному
мужу сыновей – двойняшек. Комполка, вздув для порядка жену-блудницу и выслав ее
к матери, решил «отблагодарить» виновника прибавления в своем семействе. Быстро
состряпав «несоответствие» и выписав новоиспеченному старлею командировку в
Афганистан, комполка проводил свою «головную боль» к новому месту службы. По
прибытии в Кандагар старший лейтенант Романов принял под свое командование
мотострелковый взвод в роте капитана Нечитайло, о чем ротный впоследствии ничуть
не пожалел. Офицеры быстро нашли общий язык: ротный не стремился лезть с
расспросами к старлею, а тот в свою очередь был за это очень признателен
капитану. Первое время оба делали вид, что ничего, в общем-то, не произошло. А
потом слухи и вовсе улеглись. Лишь изредка кто-нибудь, желавший проявить
излишнюю осведомленность, рассказывал новичкам историю старшего лейтенанта
Романова, но наткнувшись взглядом на пудовые кулаки старлея, сразу, же умолкал.
Вскоре Леха привык ко всему, что, так или иначе было связано со службой
в армии. Уже не раздражала утренняя зарядка, заправка постелей за «дедами» и
стирка их портянок, пропахших потом войны. Нашлась управа и на желудок,
привыкший к наваристым мамкиным щам и пирогам с румяной корочкой. Теперь он с
радостью принимал нечто, именуемое кашей, жиденький супчик из сушеного картофеля
и компот из сухофруктов времен первой Мировой войны. Но, голод, как говорится,
не тетка. И вскоре, после небольшой разведки по всем правилам военной тактики,
бойцы уничтожали местные бахчи, изобиловавшие сладкими и сочными дынями. Сколько
это могло продолжаться знает один Господь. Но, однажды, в соседней роте
появились две кровати, накрытые по диагонали красным материалом. Матерям были
отосланы письма от командования с благодарностью за выращенных смелых и отважных
сыновей, сложивших свои головы, выполняя интернациональный долг. Остальным же,
под страхом трибунала, были запрещены экспроприаторские действия в отношении
местного населения. Халява закончилась, не успев начаться. Потом Леха будет
долго вспоминать этот случай и думать, стоило ли ради минутной слабости
рисковать жизнью. Вспомнит он и пудовый «аргумент» взводного перед своим носом.
Но, это будет потом, спустя годы, когда Леха окажется на обочине жизни,
брошенный женой и своим государством. Жена так и не сможет привыкнуть к почти
ежедневным пьянкам мужа, во время которых он был там, в Афгане, рядом с
друзьями, в своем последнем бою. А для государства он станет обузой, «афганским
синдромом». «Трехсотым», которого бросили умирать на поле боя под названием
«Жизнь».
"Займи руки солдата или их займет черт". Так гласит военная
мудрость. И комсостав свято ее чтил. Поэтому солдаты, постоянно находящиеся под
контролем своих отцов – командиров во избежание наркомании, дедовщины и суицида,
были загружены работой по самую маковку. А все начиналось с «пионерской
линейки», как воины в шутку называли построение на развод. После переклички и
доклада командиру роты о ночных происшествиях или об их отсутствии, личный
состав получал задание на текущий день. Непосвященный человек, услышав слово
«занятия», представлял себе просторные, залитые солнцем аудитории и чопорного
лектора, вальяжно прогуливающегося между рядами слушателей и сбивающего в их
головы необходимые, как ему казалось, знания. В Афганистане все было совершенно
по-другому. Просторные аудитории с лекторской кафедрой и студенческим
амфитеатром были заменены деревянными лавками, расположенными прямо под открытым
небом. Командир взвода, выступавший в роли лектора, рассказывал о хитроумной
военной науке, предстоящей постичь молодым воинам. Политзанятия, проводимые
в роте, Леха всегда любил. Старательно «конспектируя» докладчика и изредка
задавая вопросы, касающиеся политической обстановке в мире, дабы не быть
замеченным в нарушении дисциплины, он писал письма домой. Так и проходила
служба. Ни шатко, ни валко. Построения на плацу и многочасовые марши уже не
отдавались болью в когда-то стертых до крови ногах. А к занятиям в противогазах
пришлось привыкнуть, как к неизбежности. «В конце-то концов, мне его не всю
жизнь носить», - думал Леха, старательно растягивая двумя руками вонючую резину
химзащиты.
Полгода в Афгане пролетели незаметно. Леха заматерел и
перестал вздрагивать от любого резкого звука. За его плечами были боевые
операции и многократные сопровождения колонны с ГСМ и продуктами питания,
идущими из Союза. Солдатский календарь отсчитал первый год службы, и рядовой
Звягинцев был удостоен звания «черпака». Надо сразу отметить, что дедовщины, как
таковой, в роте капитана Нечитайло не было. Лишь однажды, незадолго до прибытия
Лехи в часть, произошел неприятный случай, о котором он узнал от своих
товарищей. Прибывшие из боевого рейда «деды», надравшись местной «кишмишевки»,
ночью выстроили салаг в проходе между рядами кроватей и устроили им
«показательные выступления». Особо тогда отличился сержант Амамалиев, которому
до дембеля оставалось рукой подать. Пьяно пошатываясь, узбек прошел перед строем
и, остановившись напротив рядового Ильи Потапова, ткнул пальцем ему в грудь:
«Иды, абезян, пагавары с «дэдушка»». Илья с места не сдвинулся. Взбешенный
непокорностью «духа», сержант схватил рядового за шиворот и рывком потянул на
себя. «Деды» примолкли. Посчитав молчание собутыльников за призыв к действию,
Амамалиев резко выкинул руку вперед и угодил рядовому прямо в глаз. От
неожиданности и резкой боли Потапов не удержался на ногах и упал на пол. -
Сука, ти будэш лубить «дэдушка», - со злостью стал пинать сержант обмякшее тело
Ильи. Понимая, что может случиться непоправимое, «деды» утащили Амамалиев
пьянствовать дальше. А Илья, кое-как забравшись на «пальму», забылся в тяжелом
сне. На следующее утро, выслушав перед строем объяснения рядового по поводу
возникновения разбитой губы и синяка под глазом, капитан не поверил в «падение с
верхней кровати». И ближе к вечеру физиономию Амамалиева украшал добротный
синяк, «полученный в ходе прошедшего накануне боевого рейда». В подробности
никто вдаваться не стал, но среди салаг прошел слух о «целительных» способностях
капитана Нечитайло. Сержант больше неуставные взаимоотношения не практиковал. Да
и остальные «деды» приутихли. Мало кому хотелось на своих зубах почувствовать
увесистый кулак ротного.
6. День, когда в Лехиной жизни началась
черная полоса, он помнил до мельчайших подробностей. С утра все было, как
обычно: после неизменного построения на развод и проверки готовности личного
состава к занятиям, ротный дал команду разойтись по учебным точкам. Вышагивая на
плацу во время строевой подготовки, рядовой Звягинцев вспоминал сон,
приснившийся накануне. Кадры из ночных видений сменяли друг друга, как снимки
диафильма в детстве, и Леха пытался понять, что бы это могло значить. Во сне
он видел отца, одетого в форму, в которой пришел с войны и которую бережно
хранил. Показывая рукой куда-то вдаль, он тихо произнес: – Вставай, сынок.
Сегодня тебе предстоит стать настоящим воином. Вдруг его лицо расплылось и
превратилось в лицо капитана Нечитайло. - Рядовой Звягинцев, а Вы почистили
свои сапоги? – отчего-то спросил ротный и зло расхохотался. - Сапоги нужно
чистить с вечера, чтобы утром надевать на свежую голову, - продолжил он голосом
старшего лейтенанта Романова. - Так точно, товарищ капитан, почистил, -
отрапортовал Леха и проснулся. А ближе к вечеру рядовой Звягинцев уже
слушал приказ о предстоящем рейде. Роте капитана Нечитайло предстояло
сопровождать колонны с хлебом в одну из афганских провинций. Туда же направлялся
соседний третий батальон и рота десантно-штурмового батальона бригады. Проведя
инструктаж личного состава роты на предмет особенностей местности, по которой
пройдет колонна, капитан добавил: - По возможным местам нахождения врага
будут нанесены упреждающие ракетно-бомбовые удары. Артиллерия тоже поддержит.
Всем проверить стрелковое оружие и гранатометы. Выступаем по
холодку. Поговорку «Своя ноша не тянет» в Афгане была очень актуальна,
поэтому готовились к рейду основательно: брали тяжёлые ПК, магазинов к ним штук
по десять. Патроны, гранаты и сигнальные патроны в вещмешки закидывались
горстями. У каждого за плечами «мухи» - гранатомёты РПГ-18. Каски предпочитали
не брать. Во-первых, они занимали лишнее место в оснащении бойца. А, во-вторых,
легко пробивались из стрелкового оружия и существенной защитой для головы не
служили. Особое внимание уделялось средствам первой помощи: ИПП и аптечкам.
Сетчатые маскхалаты и кроссовки, прозванные среди солдат «кимрами», довершали
боевую экипировку. Леха еще раз проверил готовность своего стрелкового оружия.
Потом поднял вещмешок, будто взвешивая его, и кинул внутрь еще пару горстей
патронов. «Лишним не будет!».
Выдвинулись рано утром. Леха, сидя в БТРе,
внимательно осматривал через триплекс извивающуюся змеей дорогу. За все время
нахождения в Афгане он так и не смог привыкнуть к кажущейся безмятежности его
природы. Каждый камень, каждая ложбинка и даже пронзительная голубизна неба
хранили в себе смертельную опасность. С ненасытностью вурдалака сухая земля,
покрытая глубокими морщинами трещин, впитывала кровь советских солдат. «Зачем ты
пришел к нам, шурави?» - слышалось Лехе в надрывных песнопениях муэдзина,
призывающего правоверных к утреннему намазу. «Зачем? Зачем, шурави?» Нет,
Леха не боялся смерти. Она уже полгода ходила за ним по пятам, иногда обдавая
своим смрадным холодным дыханием. Каждый раз Леха ее представлял по-разному: то
старой согбенной старухой с высохшими крючковатыми пальцами, то молодой
афганкой, прикрывающей свои злые безжизненные глаза неизменной паранджой. Иногда
Леха видел ее оскал в изуродованных телах своих боевых товарищей. Иногда она
напоминала о себе ливневым огнем, острым, как кинжал «духа». Леха ненавидел
смерть, презирал ее, материл в бою самыми последними словами, но не боялся. И с
этим костлявая ничего поделать не могла. Раскатистый взрыв, раздавшийся
где-то впереди по колонне, заставил Леху вздрогнуть. Подрывы машин при
сопровождении были обычным делом. Иногда заканчивалось все очень плохо. Иногда,
как сейчас, обходилось только контузией водителя и мелкими царапинами. Пристроив
пострадавшего рядом с собой на БТРе, Алексей по-деловому быстро помог
перегрузить груз на другой транспорт и, сдвинув с дороги разбитый КАМАЗ, колонна
продолжила движение. Дальнейший путь прошел без напряга, если не считать
постоянно кричащего из-за контузии водителя подбитой машины. В пункт
назначения прибыли благополучно. И пока афганцы разгружали машины с хлебом, Леха
растянулся рядом с БТРом, прямо на голой земле. Прогретая солнцем, она приятно
расслабляла сведенные напряжением мышцы. Пристроив панаму в качестве подушки, и
закинув руки за голову, Леха закрыл глаза. - Рядовой Звягинцев, - услышав
голос друга, Леха приоткрыл один глаз и сладко потянулся. - Серый, хорошо то
как! Рязанец отрешенно покрутил головой, глубоко вздохнул и присел рядом с
другом. - Леха... я, что хотел то... я вот тут письмо родным написал, -
запинаясь, произнес Серега и стал расстегивать пуговицу на кармане
гимнастерки. - Письмо – это хорошо, - философски протянул Леха. - Да
погоди ты, - раздраженно перебил его друг. – Ты, если что, отправь его моей
мамке. Когда до Лехи дошел смысл сказанного, он резко поднялся, рывком
схватил с земли панаму и зло произнес: - А не пошел бы ты с такими просьбами?
– потом немного успокоившись, добавил, - приедем в бригаду, и сам
отправишь. - Сделай! Ладно? – пристально уставившись на друга, попросил
Сергей. - По машинам, - раздалась команда ротного. - Сделай! Не забудь! –
на бегу крикнул Серега. Леха почувствовал, как невидимая рука сжала сердце.
Подойдя к БТРу, и посмотрев в сторону удаляющегося друга, он подумал: «Сделаю,
братишка!» Путь обратно был полон трагических неожиданностей. Обозленные
душманы, мстившие за успешную доставку хлеба, минировали дорогу, чуть ли не на
каждом километре. Подрывы машин, обстрел отставшей техники – это было лишь
начало того, что предстояло испытать. Двигаясь в БТРе передового отряда, Леха
услышал мощный взрыв. Старший лейтенант Романов, сидевший рядом, зажал двумя
руками шлемофон и, перекрикивая шум мотора, дал указания водителю: «У нас
подрыв! Двигай туда!» Оказавшись на месте взрыва, Леха первым кинулся к горящей
машине. Сомнений не было: груда искореженного металла с доносившимися изнутри
нечеловеческими криками – это был БТР, на котором ехал Серега. А вскоре бойцы из
экипажа ротного вытащили из люка и самого Сергея, а точнее то, что от него
осталось. Леха кинулся на помощь другу, но его оттолкнул сержант -
санинструктор, уже склонившийся над телом. Душераздирающие крики друга, не
прекращающиеся ни на минуту, рвали в клочья барабанные перепонки Алексея. Он
закрыл уши руками и упал в дорожную пыль. Вдруг ему показалось, что наступила
тишина. Леха поднял голову и посмотрел в окровавленное лицо Сереги. Раскинув
руки в стороны, он, не мигая, смотрел в бирюзовое афганское небо. - Нет! –
разрезал тишину истошный Лешкин крик. Вызванная по рации «вертушка» прибыла
минут через двадцать. Леха в последний раз попрощался с другом и на руках отнес
его в «восьмерку». В кармане гимнастерки рядового Звягинцева лежало последнее
письмо Сереги, пропитанное его кровью. - Сделаю, братишка! – вслух произнес
Леха, глядя, как вертушка отрывается от земли.
Капитан Нечитайло еще раз
посмотрел на карту местности и задумался. Из забытья его вывел голос старлея
Романова: - Товарищ капитан... - Ладно, не надрывайся, - не по уставу,
устало ответил Нечитайло. – Сдается мне, Петро, что эти сволочи, идут где-то
впереди нас и минируют дорогу. Давай-ка вот здесь – он ткнул пальцем в карту –
сойди с маршрута и по целине обойди их километров на пять. Приглядись что да
как. Не теряя ни минуты, взвод старшего лейтенанта Романова сорвался с
места. Через двадцать минут хода, Леха заметил на обочине припаркованную кем-то
старенькую, видавшую виды «Тойоту», а метрах в ста от нее двух «духов»,
копающихся в песке. Сомнений не было: это минеры. - Товарищ капитан, я их
вижу! – что есть мочи заорал в ларингофоны взводный и первым спрыгнул с брони
БТРа. Его примеру последовали и другие, прицельным огнем не давая «духам»
отойти к водохранилищу. Первого срезал Док. Душман вскрикнул и кульком упал на
землю, успев перед смертью вскинуть руки к небу, прося защиты у своего бога.
Второй душман, молодой парень лет двадцати пяти, резко остановился, будто
натолкнулся на невидимую стену, упал на колени и стал что-то быстро-быстро
лопотать, указывая грязным пальцем на дорогу: - Нис... нис. Глядя на
ползающего в ногах «духа», Леха вспомнил обезображенное тело друга и выпустил в
паренька весь рожок «калаша». - Ну, нис, так нис, - сплюнул он на землю и,
развернувшись, направился к БТРу. Минут через пять, вытянувшись в цепь,
бронетранспортеры шли в указанное место, где должны были соединиться с основной
колонной. Если бы Леха только знал, какие злоключения ожидают его впереди! Если
бы знал! А пока БТРы наматывали на свои колеса километры дороги, ведущей в
родную бригаду.
7. С момента гибели Сергея прошел месяц. Леха
замкнулся в себе. Ротный понимал, что творится в душе парня и поэтому с
расспросами не лез. Не укрылось от глаз командира и то, что в ходе боевых
действий Алексей лез в самое пекло. Нет, он не искал смерти. Он мстил за друга.
Мстил беспощадно, будто это могло вернуть Серегу к жизни. И даже маленький
холщовый мешочек с обычными придорожными камушками (по одному за каждого убитого
«духа») не приносил Лехе душевного покоя. Тот, кто сказал, что братья бывают
только по крови, никогда не воевал. Война сроднила Леху с Серегой. Сроднила
пролитой кровью и потом, последним глотком воды, разделенной на двоих сигаретой
и палящим солнцем, выжигающим все живое. И теперь, после смерти друга, Лехина
жизнь раскололась на миллионы маленьких осколков, собрать которые воедино было
просто нереально. Новая операция по проческе «зеленки» Алексея обрадовала.
Замысел был прост: подъехать на БТРах к кишлаку, спешиться и пешком двинуться
туда, где по данным разведки затаилась банда, все чаще и чаще тревожившая
колонны с грузами, и уничтожить ее. Все по хрестоматийному просто. Выход
планировался на раннее утро. Выслушав поставленную задачу, Леха стал готовиться
к рейду. Выступили по холодку, как любил выражаться комроты. Благополучно
добравшись до кишлака, личный состав капитана Нечитайло приступил к выполнению
боевой задачи. «Приключения» начались сразу же при входе в деревню. Рота
разделилась на боевые группы и попыталась обойти душманов. Но, плотный и
прицельный огонь «духов» оставил эту попытку безуспешной. Капитан Нечитайло
оценил расположение огневой точки противника и понял, что просто так, голыми
руками, ее не взять. Предложение взводного добраться небольшой группой до
вражеского пулемета по арыку и закидать его гранатами показалось интересным, но
трудно выполнимым. Ротный смерил глазами расстояние до «духовского» укрытия,
что-то прикинул в уме и коротко бросил: «Иди». Вжавшись в землю, Петр,
по-пластунски, пополз к спасительному каналу. Его примеру последовали Леха,
«Муромец», Док и еще несколько бойцов. Прикрывая маневр группы Романова,
капитан Нечитайло попытался быстрыми очередями оттянуть огонь противника на
себя. Но, враг, почувствовав свою неуязвимость, поливали шурави свинцовым
дождем. Вдруг рация ротного зашуршала, и раздался голос старшего
лейтенанта: - Товарищ капитан, бьют прицельно, головы не поднять. Мы
гранатами не достанем. - Сейчас мы их АГСами отутюжим. Вам есть, где
спрятаться? – понимая, как приходится ребятам несладко, поинтересовался
ротный. - Есть. Метрах в двадцати справа «кишмишевка». - Двигай туда! –
заорал что есть мочи капитан. Рация замолкла, но через пять минут снова ожила
голосом Петра. - Товарищ капитан, у нас трехсотый! - Да, твою же мать! –
выругался Нечитайло под грохот гранатометов. Тянуть больше нельзя! Вскоре
«духи» очухаются от обстрела АГСами и отрежут группку бойцов от основного
подразделения. И тогда ребятам ничего уже не поможет. Капитан оценил ситуацию и
принял решение основной группе идти на помощь Романову. Передвигаясь по
спасительному арыку, ротный клял себя за то, что поддался на сомнительную
авантюру старшего лейтенанта. Он, командир, не имел права, бегло оценив
ситуацию, отправлять на верную гибель бойцов. И его ошибка уже дала первые
результаты: в роте трехсотый. - Товарищ капитан, - сквозь шум эфира пробился
голос взводного. – Товарищ капитан! У нас 021! - ......., - грязно выругался
Нечитайло. Наплевав на стратегию и тактику ведения боя, короткими перебежками
ротный преодолел расстояние, отделявшее его от гибнущей группы. Остальные
последовали его примеру. Ребята из группы Романова, укрывшись за дувалом
«кишмишевки», вяло «огрызались» из «калашей» на матерый «лай» духовского
пулемета. За их спинами лежало тело, накрытое плащ – палаткой. Откинув край,
капитан Нечитайло увидел лежащего на земле «Муромца», Илью Потапова. Скромный и
тихий в быту, он был смел и резок в бою. Уставившись в небо стеклянными глазами,
Илья будто провожал взглядом вознесшуюся ввысь душу. Но, на эмоции времени
не было. Обозначив свое местоположение оранжевым дымом, и выпустив в сторону
душманов красную ракету, капитан Нечитайло связался по рации с командиром
гранатометно - пулемётного взвода. И вскоре, разрываемая гранатами АГСов,
душманская огневая точка захлебнулась в свинцом дожде. Подгоняемые последними
залпами, бойцы капитана Нечитайло кинулись на духов. «Суки, сволочи, гады»,-
снимал каждый свой стресс. Лютая ненависть, отключившая рассудок, управляла
только животными инстинктами. И вскоре от огневой точки противника осталось лишь
месиво из металла и плоти. Победа, добытая в бою, ослепляет. А победа,
добытая ценой жизни, не только ослепляет, но и расслабляет. Мысли о смерти,
прошедшей стороной, притупляют бдительность и нарушают связь в цепи. Никто не
верил, что после такого боя может произойти еще одна стычка с врагом. Кто-то
расстегнул бронежилет, кто-то, закинув автомат на плечо, уныло брел, еле
переставляя ноги. И в этот момент началось светопреставление. Шквал огня,
срезавший все на своем пути, ударил внезапно. Винтовочные выстрелы,
автоматно-пулемётные очереди, выстрелы с ручных гранатомётов... все слилось в
один грохочущий звук. И среди этого грохота зычный рев ротного: «Все за дувал!».
Леха, стоявший в цепи ближе всех к командиру выполнил его приказ в числе первых.
В несколько шагов добежав до укрытия и перемахнув через полутораметровую
преграду дувала в полной боевой выкладке (автомат, бронежилет, каска, вещмешок с
боекомплектом и РПГ-18), плюхнулся в мутную воду арыка. Немного отдышавшись,
пошевелил руками и ногами. Вроде не ранен. А по цепи уже неслась команда
«Доложить о потерях». Воодушевленный отсутствием раненых и убитых, капитан
Нечитайло связался с комбатом и получил разрешение на наведение «вертушек» и
поддержку артиллерии. Спустя несколько минут «восьмерки» технично отработали
возложенную на них задачу. Финальную точку в этом деле поставила артиллерия.
Слушая разрывы снарядов, Леха упивался местью «духам» за страх, испытанный во
время обстрела.
Ближе к вечеру задача, возложенная на подразделение
капитана Нечитайло, была практически выполнена: при прочесывании «зеленки»
выявлены несколько небольших складов с огнестрельным оружием и склад с ГСМ.
Вымотанные за рейд бойцы были уверены, что основные силы противника отошли к
пакистанской границе, а значит, испытания на сегодня закончены. Лишь изредка
раздавались автоматные очереди: разрозненные группки «духов» натыкались на
советские заслоны. Но, видимо не зря говорится среди солдат, что чужая пуля
щелкает, а своя, молча, впивается в тело. При досмотре сарая, в котором
предположительно могла находиться типография «духов», Леха расслабился и не
заметил душмана, прятавшегося за дувалом. Автоматную очередь он услышал слишком
поздно. Резкая обжигающая боль впилась в ноги и отбросила его на землю. Откуда –
то сбоку рявкнул «калаш» и «дух», нелепо взмахнув руками, рухнул, как
подкошенный. Последней мыслью угасающего сознания было: «Как
глупо!..» Очнулся Леха от нестерпимой боли. Через силу открыв глаза, он
увидел склонившегося над ним Дока. - Паш, - еле слышно проговорил
Алексей. - Тихо, тихо. Сейчас «вертушка» придет, - сказал Пашка, доставая
аптечку. От обезболивающего боль немного притупилась, и Алексей закрыл глаза.
Лежа на земле, он слышал, как старший лейтенант Романов по рации докладывал
кому-то о потерях в группе. Погрузку в вертолет Леха помнил плохо. Сквозь
дымку сумеречного сознания увиденное воспринималось отдельными кадрами немого
кино. Не слышал он и шум лопастей «вертушки», отрывающейся от земли. Перед
глазами поплыл белый туман, и Леха в очередной раз потерял сознание. Очнулся
он от резкого толчка. Сорок минут перелета до госпиталя бесследно исчезли в
недрах его памяти. Врач, встречавший вертолет, едва бросив взгляд на Леху,
строго скомандовал: - В операционную! Срочно!
8. Месяц,
проведенный в госпитале, показался Алексею нескончаемым. Мучительный
послеоперационный период и угроза ампутации ноги выбили его из привычной колеи.
Уже в госпитале Леха узнал о представлении его к ордену Красной Звезды. Но,
перспектива остаться безногим инвалидом стирала радость от предстоящей награды.
Он осунулся и ушел в себя. Лежа на госпитальной кровати, Леха все чаще думал о
том, как сложится его жизнь в Союзе. Мозг рисовал жуткие картины будущего.
Окончательно сломало Леху письмо от невесты, в котором Ирина писала, что он стал
круглым сиротой. Строчки прыгали перед глазами и расплывались в страшные узоры.
- Мама! Мамочка! – рыдал он в больничную подушку. Кто-то подошел, поднял
с пола оброненное письмо, залитое мужскими слезами, и положил на прикроватную
тумбочку. Забегали врачи, медсестры. Лехе сделали какой-то укол, и он забылся,
уткнувшись в мокрую подушку. В палате наступила тишина, лишь изредка нарушаемая
всхлипами Алексея. На следующее утро Леха понуро брел на очередной осмотр.
Ему казалось, что весь медперсонал и больные глядят ему в след с жалостью и
сочувствием. Войдя в кабинет, и тяжело опустившись на кушетку, он приготовился к
самому страшному. Врач, внимательно осмотрел раненную ногу, что-то записал в
карте и отошел к окну. - Вот... вот... сейчас, - метались в мозгу Алексея
черные мысли. - Ну, что ж, - задумчиво произнес врач. – Ногу нам спасти
удалось. Теперь дело за Вами, молодой человек. Конечно, предстоит еще лечение.
Но, все самое страшное позади. - Спасибо, доктор, я постараюсь - только и
смог выдавить из себя Леха. Следующая неделя была суетной: Алексея готовили к
отправке в Ташкентский госпиталь, где он должен был пройти очередной курс
лечения. За день до отправки в Союз до него дошло еще одно трагическое известие:
в очередном рейде погиб капитан Нечитайло, подорвавшись в БТРе на
противотанковой мине. «За речку» Леха улетал подавленный и
опустошенный.
... Леха сидел на раскладушке и ежился от холодного ветра,
врывающегося в открытую форточку. Хмель давно прошел. Покрутив в руках, почти
пустую бутылку, и, сделав маленький глоток водки, отставил ее на стул. На полу
валялся оброненный орден Красной Звезды. - Ради чего? – подумал Леха,
поднимая награду. – Зачем жил? Кем они были на этой войне? Пушечным мясом?
Откупом? Где были внуки, сыновья, зятья и племянники политверхушки, маршалов,
командармов в то время, когда «дух» целился в Леху из автомата? Где они были,
когда воодушевленные призывами партии, простые солдаты вытаскивали из-под огня
своих боевых друзей? Почему, когда отказывались от сухпая, лишь бы занять
освободившееся место в вещмешке лишней горсткой патронов, рядом не стояли
генеральские отпрыски? Это они выносили на плащ-палатках обезображенные тела
своих друзей? Их брали в плен и принуждали принять ислам? Их с особой
жестокостью пытали и казнили за неповиновение? Нет! Это был удел простого
солдата! Вот она – цена за кровь, пролитую в этой войне. «Тридцать
серебренников» за раздавленные жизни. Высокая ставка! Алексей прикрыл
форточку и тяжело опустился на раскладушку. Слева в груди что-то предательски
заломило. «Надо поспать», - приказал сам себе Леха и закрыл глаза. Снилось
ему огромное васильковое поле, залитое ярким солнцем. На пригорке, подставив
лицо ласковым лучам, лежал Серега. Рядом, оперевшись на автомат, сидел Илюха –
«Муромец». Ребята о чем-то весело разговаривали и смеялись. - Серега! –
радостно закричал Леха и побежал навстречу другу. Рязанец резко встал и
что-то сказал Илье. - Товарищ капитан, - крикнул «Муромец» куда-то в
сторону. Вскоре все четверо крепко обнимались. Оглядев Леху, ротный с грустью
произнес: «А ты постарел» - Есть немного, товарищ капитан, - стал
оправдываться он. Сослуживцы расположились на земле, и выпили за встречу.
Алексей рассказал о своей жизни и мытарствах по госпиталям. - Отставить
хандру, рядовой, - весело заключил капитан и разлил по стаканам водку. Выпив за
военные годы, Леха достал сигареты. - Товарищ капитан, а вы разве не... -
Нет, боец, мы просто навсегда остались на той войне, - объяснил ротный. А потом
добавил: «Так тоже бывает». Третий тост выпили, молча и не чокаясь. Молчание
затянулось. По лицам солдат было видно, что каждый думал о чем-то своем. Сидя
рядом с другом, Леха вспоминал Кандагар. Как не крути, но это было, наверно,
самое счастливое время. Когда не надо было думать, где свои, а где враги.
Серега, будто угадав мысли друга, слегка подтолкнул его в бок и подмигнул.
Вскоре командир поднялся и с сожалением произнес: «Нам пора». Серега подошел к
другу и обнял его. - Товарищ капитан, а мне можно с вами? – запинаясь от
волнения, спросил Алексей. Ротный задумался, поправил автомат и, глядя Лехе
в глаза, сказал: - А ты хорошо подумал? Возврата с этой войны уже не
будет! - А что меня в другой жизни держит? – ответил он вопросом на
вопрос. Налетевший ветерок нежно коснулся васильков, и они прощально замахали
своими головками вслед удаляющимся четырем друзьям.
... Ерофеич
промучился весь остаток дня и всю ночь. Перспектива разругаться с бессменным
партнером по «выпить за жизнь» его не радовала. С утра сбегав в магазин за
бутылкой, он нерешительно топтался перед Лехиной дверью. На стук ответа не
последовало. Ерофеич еще раз постучал и аккуратно открыл дверь. Леха лежал на
раскладушке. Свесившаяся рука была уже синей. Рядом на грязном полу валялся
орден. От страха Ерофеич попятился назад и больно ударился головой об открытую
дверь. Удар немного привел его в чувства. Свернув крышку бутылки и сделав
несколько больших глотков водки, мужчина подошел к Лехе, поднял награду и
бережно положил ее на остывающее тело. - Ты все-таки вернулся на свою войну!
– вслух произнес Ерофеич и, опустившись на грязный пол, беззвучно заплакал.
Хочу выразить особую благодарность и признательность Тарнакину
Александру Борисовичу, командиру мотострелкового взвода, лейтенанту (во время
службы в Афганистане) за неоценимую помощь и оказание консультации по военным
вопросам.
Так же выражаю благодарность за помощь в написании этого
рассказа Афонину Михаилу Юрьевичу, рядовому, радисту УС ГВС и всем, кто верил в
меня и поддерживал.
Читать
начало рассказа
|