Вчера, возвращаясь домой, стала участницей неприятной истории. Но, обо всем по порядку.
Решив
сократить путь, я выбрала маршрут между домами. Наши дворики, надо
отметить, густо усажены растительностью. И сейчас, в период золотой
осени, опавшая листва лежит на земле разноцветным ковром. Вот так
медленно шагая и наслаждаясь шорохом опавших листьев, я дошла до местной
достопримечательности – площадки с контейнерами для мусора. Дворники у
нас добросовестные, поэтому ветер не гоняет по земле отходы
жизнедеятельности человека. Подойдя поближе, я заметила, как в одном из
контейнеров копается молодой парень лет 30 в грязной засаленной одежде. У
его ног, дрожа, сидела небольшая собачка. Парень доставал пакеты из
контейнера, разрывал их и, что-то вытаскивая оттуда, складывал в свою
огромную сумку, стоящую рядом. Вдруг из одного пакета выпал кусок хлеба.
Собачка кинулась к еде, но была отброшена в сторону ногой мужика.
Жалобно заскулив, она вжалась в землю и задрожала сильнее. - Куда лезешь, тварь, - прорычал мужик и, отряхнув хлеб, положил его в сумку. Я остановилась. Ничто людское мне не чуждо, поэтому эмоции в этот момент во мне били через край. –Слушай,
ты, жертва аборта, еще раз пнешь собаку, и в зубы тебе полетит первое,
что попадется мне под руку, - выпалила я, начисто забыв о правилах
приличия. Мужик оторопел, немного помялся и вновь полез в мусорный контейнер. Я
достала из пакета колесо краковской колбасы, которую чуть раньше купила
в магазине. Отломив небольшой кусочек, протянула собаке. Голод не
тетка. Забыв, что недавно ее ударили ногой, собака с жадностью
накинулась на еду. - Что, сердобольная такая? – раздалось со стороны помойки. – Если уж такая сердобольная, то отдай мне эту колбасу. Или жалко? В разговор с бомжем вступать не хотелось, и поэтому я, молча, протянула собаке еще один кусок колбасы. - Брезгуешь, значит? А где же сострадание к людям? – ехидно произнес мужик. - Там же, где ты его пропивал, - отрезала я. Бомж
выпрямился и сделал пару шагов в нашу с собакой сторону. Но, будто
натолкнувшись на невидимую стену, развернулся и, схватив сумку с
добычей, быстро стал удаляться, бросив через плечо: «Сука зажравшаяся» Я
обернулась. За моей спиной стояли два парня лет девятнадцати. Один
подбрасывал в руке увесистый камень. «Спасители», - мелькнуло в голове.
Видя, что бомж ушел на приличное расстояние, парень выкинул камень и,
потрепав собаку по голове, произнес: «Эх, ты, бедолага». И,
попрощавшись, ребята ушли. Собака, съев еще немного колбасы и помахав
на прощание хвостом, скрылась в ближайших кустах. А я неторопливо пошла
домой. В голове крутились мысли о сострадании, брошенной кем-то собаке,
молодых парнях, готовых просто так придти на помощь и о том, что каждый
занимает в жизни то место, которое заслуживает. «Сука зажравшаяся», -
вспомнились слова бомжа. Да, сука! Но, за то мне не стыдно перед своей
совестью.
|